Православная церковная жизнь в Эстонии межвоенного периода
Служение первого эстонского епископа священномученика Платона ‒ день в день ‒ длилось ровно один год, вплоть до мученической кончины 14 января 1919 года.
21 марта 1919 года на заседании Собора Эстонской Церкви было принято заявление о полной независимости Эстонской Церкви, у патриарха стали просить автокефалии. Ввиду отсутствия поддержки такой инициативы рассматривался даже вариант обратиться к англиканскому епископу в Лондоне, о чём упоминал в своём докладе о. Николай.
В июне 1920 года Святейший Патриарх Тихон утвердил избрание на кафедру «правящего архиепископа Эстонии священника Александра Паулуса, с обязательством его принять, до хиротонии во епископа, рясофор». После обретения Эстонией независимости православное духовенство, особенно русское, воспринималось многими политиками наследием Российской Империи и опорой царского режима. Поэтому был взят курс на получение полной независимости и от России, и от Русской Православной Церкви. Всё осложнялось ещё и противоречиями между эстонской и русской частями духовенства. 7 июня 1920 года Эстонский епархиальный совет за подписью Пауля Сеппа направляет официальное письмо министру внутренних дел Эстонской республики Александру Хеллату с требованием арестовать и выслать 40 (!) русских священнослужителей в Советскую Россию. При этом члены Совета прекрасно знали, что духовенство там подвергается гонениям вплоть до физического уничтожения. Лишь благодаря усилиям русской общественности, высылку удалось приостановить, а впоследствии и отменить.
В сентябре 1920 года ввиду разногласий между русским и эстонским духовенством на соборе Эстонской церкви русским приходам в Эстонии дана автономия, и был создан автономный духовный совет для управления русскими приходами.
Викарным епископом для русских приходов избирается иеромонах Иоанн (Булин), но его кандидатура отклоняется патриархом, поскольку ему было только 27 лет.
Осенью 1921 года архиепископом Александром была предпринята попытка созвать Собор духовенства прибалтийских автономных церквей – Эстонской, Латвийской и Финляндской. На Соборе предлагалось решить вопросы автокефалии. Но такая инициатива не встретила поддержки у архиепископа Рижского и всея Латвии Иоанна (Поммера).
На соборе 1922 года, где присутствовали представители 129 приходов, этнические проблемы возобновляются. На третий день собора, 16 июня было решено упразднить автономный духовный совет русских приходов, созданный ранее, а все русские приходы просто определить в отдельное благочиние наравне с прочими, лишив тем самым их какой-быто ни было автономии в самоуправлении. Это вызвало такое возмущение, что несогласные представители русских приходов покинули Собор, после чего синодал А. Лаар пишет в прессу статью против русских с обвинением их в желании восстановления русской монархии.
В 1923 г. архиепископ Александр едет в Стамбул «без ведома большей половины членов тогдашнего Синода». Это нужно отметить, потому что некоторые исследователи упоминают о якобы принятом 23 сентября 1922 года соборном решении о переходе в юрисдикцию Константинопольского Патриархата, но это не соответствуют действительности. Вообще собор 1922 года проходил не в сентябре, а с 14 по 16 июня – протоколы сохранились. Дата 23 сентября может быть ошибочно перенята с даты торжественных актов, посвященных привезению из Стамбула томоса об автономии, которые проходили 23 сентября 1923 года.
Но чаяния не оправдались, и патриарх Мелетий просто переподчинил Церковь себе, потребовав учредить три епархии: Таллинскую, Сааремааскую и Печерскую. Вместо трёх епархии были образованы только две – Таллинская и Нарвская, и не по территориальному, а по национальному признаку.
Как отметил прот. Николай Балашов, сам митр. Александр делал вид, будто бы он привёз из Константинополя томос об автокефалии, что вызвало протест русских приходов, ровно как и насильственное введение нового календарного стиля и западной пасхалии, насаждаемое даже светскими властями. Как мы видим, конфликт накаляется.
В 1924 году в Ревеле проходит собор, на котором присутствуют делегаты от 107 приходов, в т. ч. от 31-го русского прихода. Обсуждали проблему отчуждения церковных земель. Митр. Александр утверждал при этом на соборе, что церковная жизнь прогрессировала.
Странный вывод, учитывая то, что многие священники из-за недостатка содержания вынуждены были искать подработку в ущерб церковному служению. Также была проблема в образовании ‒ преподавание Закона Божия велось в даже в православных школах в основном лютеранами, а не православными (за исключением русских приходов). Так же на соборе было решено поднять вопрос о создании кафедры православного богословия в Тартуском университете.
После затяжных раздоров с русским духовенством, наконец было решено учредить самостоятельную русскую епархию. С одной стороны, учреждение епархии было необходимо для выполнения требований томоса Константинопольского патриарха, с другой, для того, чтобы прекратить бесконечные пререкания с русским духовенством. Последнее было тому необычайно радо, поскольку заботилось об ограждении паствы от протестантизации.
На соборе также обсуждались условия открытия Печерской епархии на месте Печерского благочиния для Печерского монастыря и эстонских и смешанных приходов края (11 из 16), куда при желании могли войти и русские приходы, но главным условием ставилась возможность совершения богослужения на родном для местных жителей языке.
Первоначально в Печорах задумывалась самостоятельная епархия (ведь Томос требовал наличие трёх епархий!), однако в конечном итоге она приобретает статус викариатства Таллинской епархии, и то не сразу. Формирование викариатства начинается с рукоположения еп. Иоанна (Булина) во епископа Печерского в 1926 г. и продолжается реорганизацией викариатства в 1935 г., когда в него были введены находящиеся в Печорском крае русские приходы, подчинявшиеся с 1924 г. Нарвской епархии.
Прот. Петр Пяхкель пишет, что в эстонских приходах «идёт протестантизация православия: все обязаны вводить в церквах канты, во многих православных церквах уже даются концерты на виолончели, скрипке, духовых инструментах, в Ревельском Преображенском соборе хотят установить орган. Русские смотрят — и диву даются». При этом отмечается отсутствие пасхальной радости в эстонских приходах того времени: «пасхальные дни ничем не выдаются из ряда будничных и разве только более остальных богаты скукою».
В апреле 1926 года был собор, и он показал, что «отношения с русскими окончательно испорчены». В этом же году был принят закон, согласно которому земельные владения сохраняются за церквами лишь в том случае, если находятся не дальше трех километров от постоянного местожительства духовенства. По тому же закону на каждую церковь оставляется не больше 50 гектаров.
За межвоенный период в Эстонии было построено и освящено 15 новых храмов. Сооружались и часовни. Однако священство бедствовало. В
Нымменском храме свои первые годы настоятельства иерей Христофор Винк служил бесплатно, поскольку приход ещё не был в состоянии содержать священника. Но священник преподавал в школе Закон Божий, латынь и пение, тем и выживал. Прот. Пётр Пяхкель пишет о своём положении: «Деньги кончаются, и угрожает форменный голод!» Он пишет, что в Эстонии «много вакантных деревенских приходов, но иерею приходится служить чуть не бесплатно».
Он пишет о ситуации в Эстонии: «архипастырь слабоват, и разные проходимцы в рясах верховодят делами. Ряс в обыденной жизни никто не носит, да в ней никуда и не сунешься». Другой священник пишет: «Приход у меня микроскопически малый 15-20 душ, которые разбросаны по 8 волостям и сами еле-еле зарабатывают на свое существование».
Но храмы не только строились. Были и противоположные случаи. В 1921 году была снесена водосвятная часовня на Виру под тем предлогом, что она якобы мешает движению трамваев. В сквере перед зданием железнодорожного вокзала в начале 20-х годов была снесена часовня в честь свт. Николая. В 1922 г. националистическая газета «Vaba maa» открыла сбор средств среди населения для уничтожения «часовен русского времени, памятника Петру и церкви с золотыми луковицами» ‒ Александро-Невского собора. Но средств на снос не собрали. Новая волна яростных нападок на Александро-Невский собор началась в 1928 г. когда в парламенте подали проект закона о сносе собора. Посыпались протесты. Борьба за собор стала достоянием зарубежной прессы, и инициаторам сноса пришлось отступить, добившись лишь снятия в 1936 г. позолоты с его куполов, которая стоила 18 000 царских рублей. Для сохранения собора из Симеоновской церкви в него был переведен эстонский православный приход, настоятелем назначили брата президента Республики протоиерея Николая Пятса.
Константинопольские патриархи интересуются ситуацией в Эстонии, однако митрополит Александр не рассказывает подробно ничего о делах Эстонской церкви.
Но в то же время Усилиями еп. Иоанна (Булина) была восстановлена монастырская жизнь Псково-Печёрской обители. И это при том, что в 1925 году от монастыря была частично отчуждена земля. Тем не менее В 1926 году была составлена смета на ремонт и реставрацию древних храмов на сумму более 11 миллионов эстонских марок. поддержку оказывали и министерство Народного образования и даже сам глава Эстонской республики Яан Тееман Были возобновлены традиции крестных ходов. В августе 1929 г. в Псково-Печерском монастыре проходил Второй съезд РСХД. Тогда же еп. Иоанн был избран депутатом Парламента Эстонии.
Новая проблема появилась тогда, когда Синод потребовал в 1928 году переписать на него монастырское имущество под предлогом спасения от национализации. Епископ Иоанн отказался. Также еп. Иоанн резко выступал против новшеств (в виде скамеек в храмах, установки органов и пения кантов), введения нового стиля. В 1930 г. конфликт усилился в связи с нежеланием допускать синодальную комиссию к внутренним делам монастыря. В результате всего этого через 2 года на соборе (1932 г.) епископа отстранили от управления монастырём с переводом на Нарвскую кафедру, от которого он отказался.
На это решение представителями русских и смешанных приходов Эстонии был подан протест за подписью более 9 тысяч человек, но он остался без ответа, и 30 декабря 1932 года епископ Иоанн был уволен на покой без права служения.
Нужно отметить, что собор 1932 года был ужасен – прямые протесты как еп. Иоанна, так и русского духовенства игнорировалось, всяческие попытки выступить пресекались. Даже внешне отличалось русское духовенство и эстонское, как об этом говорит описание очевидца: «налево преобладают окладистые бороды русских священников в длинных, скромных рясах с наперстными крестами. Миряне тоже подстать своим пастырям, спокойные, уравновешенные, с сознанием важности своего долга. Зато правая половина зала совершенно иная. Множество бритых лиц, облечённых в своеобразные рясы, лютеранского и католического покроя, другие же в пиджаках самых различных покроев и цветов с не менее разнокалиберными галстуками. Бросается в глаза иерей в наимоднейшем куцом смокинге, с туго накрахмаленной манишкой; у него по жилету протянута серебрянная цепочка наперстного креста, который запрятан в боковом кармане (характерно, что таковое неуважение к священническому кресту наблюдается не в единичных случаях)».
После того, как митрополит Александр запретил поминать еп. Иоанна, местные священники всё равно продолжали его поминать, о чём писал донос диакон из церкви в Вярска. Русские приходы (и сето) пишут письмо с протестом, но безрезультатно. Выражают протест и зарубежные православные. Не нашёл он поддержки и у Константинопольского патриарха. В дальнейшем, в 1940 году он убеждал паству возвращаться в Русскую Церковь. Но судьба его сложилась трагически – 18 октября 1940 года его арестовали, а 30 июля 1941 года ‒ расстреляли.
А в 1933 г. его сменил на Печерской кафедре прот. Николай Лейсман. Вызывает недоумение, как его, не будучи монахом, назначили настоятелем Псково-Печерского монастыря. На момент своего наречения во епископы 1 апреля 1933 года, он все еще был протоиереем ‒ поэтому мы можем предположить, что он был рукоположен без пострижения в монашество. При этом большой его заслугой является открытие в 1933 г. Печерской духовной семинарии.
Скажем вообще немножко о ситуации с духовным образованием в это время. Помимо этой новой семинарии, и неудачного опыта Тартуского университета, также открылись 72-часовый пастырские эстоноязычные курсы в ноябре 1932 года в Таллиннской Преображенской церкви.
После этого в Таллине были ещё трёхлетние русскоязычные вечерние пастырские курсы в 1937 году под руководством прот. Иоанна Богоявленского (будущего архипастыря).
В Эстонии в это время успешно проходили собрания РСХД, благодаря которым даже люди шли на служение Богу, как, например, иерей Александр Киселёв. Его желание стать священником совпало с желанием собиравшихся организоваться в общину, иметь своего священника и церковь. Он пишет: «Побуждением к созданию такой общины служит то прискорбнейшее обстоятельство, что в имеющихся приходах царит дух абсолютно противоположный истинному духу христианской любви». «Отец Александр станет одной из ярких личностей той поры. На его приходе в Ивангороде существовал миссионерский кружок, одной из целей работы которого было противостояние росту сектантства, выпускался апологетический листок «Миссионерские заметки», он был активным деятелем РСХД.
Ввод советских войск в Эстонию и последующее присоединение к СССР привело к тому, что «эстонцы теряли свою свободу, русские попадали опять под власть, с которой сражались и от которой бежали».
16 сентября 1940 года, желая сыграть на опережение и предвосхитить намерение русских приходов вновь вернуться в лоно Русской церкви, Таллинский Синод направляет в Нарвскую епархию письмо о необходимости восстановить прежнее общение с Российской Церковью. Вопрос о соединении с Московской Церковью обсуждался в Синоде и решён положительно.
16 ноября Синод во главе с митр. Александром обратился к Патриаршему Местоблюстителю митр. Сергию (Страгородскому) прошением о воссоединении с Московским Патриархатом на правах автономной церкви.
Только 13 декабря, то есть через месяц ‒ митрополит Сергий прислал ответное письмо, в котором указывал, что принятие возможно, но без автономии. Нужно обратить внимание, что столь долгий срок ответа указывает на то, что советские власти не вмешивались в урегулирование этого вопроса, потому что там, где они вмешивались – всё решалось крайне быстро. И только лишь 28 февраля 1941 г. было совершено воссоединении с Матерью-Церквью.
