Протоиерей Игорь Прекуп,
Протоиерей Александр Берташ
Православие в Эстонии: происхождение, вытеснение и возрождение
Первые письменные упоминания о православии среди эстов относятся к XII веку (памятник древнерусской письменности «Вопрошание Кирика»).
Деятельность русских миссионеров «оставила неизгладимый след в эстонском языке. Это касается, в частности, слов, именующих основные средства проповеди: rist – крест и raamat – книга (от славянского слова «грамота»). Эстонский глагол ristima – крестить тем самым, что происходит от слова rist, указывает на укорененность в сознании средневековых эстов просвещения с Востока, потому что именно в русском языке таинство рождения в жизнь вечную обозначается словом, устанавливающим связь как с Крестом Христовым, так и с крестом, который каждый христианин несет по жизни. Для сравнения: во многих европейских языках это таинство обозначается словами, происходящими от древнегреческого βαπτίζω (ваптизо) – буквально: погружаю, а немецкое taufen – крестить происходит от tauchen – нырять, опускать в воду».
Православие утверждались одновременно с католическим вероисповеданием, пока в XIII веке распространение православной традиции не было насильственно прервано крестоносцами. В Тарту православие сохранялось до 1472 года, когда были замучены приходской пастырь святой Исидор Юрьевский с 72 прихожанами. Бежавший оттуда в Псков священник Иоанн Шестник (в монашестве – прп. Иона) основал Псково-Печерский монастырь, игумен которого Корнилий проповедовал Православие не только эстонцам, жившим в окрестностях монастыря, но доходил до Нарвы, основал приходы в Нейгаузене (ныне – Ваcтселийна) и в других местах. В XVI веке, во время Ливонской войны, в Тарту была учреждена епископская кафедра.
Православие после Ливонской войны могло показаться навсегда искорененным в Остзейском крае. Ничего принципиально не изменилось и после его завоевания Петром I в ходе Северной войны. После окончательного присоединения края к России на основании Ништадтского мирного договора, здесь устраивались немногие православные приходы для русских купцов, крестьян-переселенцев, военных.
Территория Остзейских губерний, находившаяся первоначально под началом архиеп. Феофана (Прокоповича), с 1725 года была включена в состав Псковской епархии. Эстляндская губерния в 1764 года вошла в Санкт-Петербургскую епархию, в составе которой в 1817 году было учреждено Ревельское викариатство. В Псковской епархии 14 сентября 1836 г. было учреждено Рижское викариатство. Если Ревельская викарная кафедра на протяжении первых ста лет была чисто титулярной, то Рижское викариатство с самого своего основания стало не только реальной канонической подструктурой Псковской епархии, но своего рода «горячей точкой». Оно имело конкретные географические границы – территорию современной Латвии и южной Эстонии, и местом пребывания викарных архиереев являлся не епархиальный город Псков, а Рига, центр не только Лифляндской губернии, но и всего Остзейского края, на территории которого в 1841 году началось спонтанное обращение эстонцев и латышей в православие.
На первый взгляд, может показаться странным, что происходит это лишь к середине XIX века, а не в XVIII веке, как того можно было бы ожидать от православной державы, если не знать, что внутренняя государственная политика Российской Империи в Остзейском крае характеризовалась режимом исключительного благоприятствования местному так называемому «особому порядку», благодаря чему здесь вплоть до реформ Александра III был своеобразный заповедник феодализма, управлявшийся немецким рыцарством, которые называли себя подданными Русского государя, но не Российского государства. И монархи, ценя их личную преданность, демонстрировали свое благоволение. Не поладить с остзейским дворянством,
не вписаться в «особый порядок», гарантировало генерал-губернатору испорченную карьеру.
Вот, почему стремление местного населения к переходу в православие началось не только не по инициативе Государя и Святейшего Синода, а поначалу скорее вопреки им. В советской и эстонской официальной историографии преобладает мнение, что это движение было обусловлено голодом и меркантильными интересами крестьян.
Но, как об этом свидетельствует Ю.Ф. Самарин, еще до наступления голода, в умах у местных крестьян «зашевелилась потребность такой веры, которую они могли бы считать, действительно, своею, и таких пастырей, которые бы не представлялись им как бы особым видом ненавистной помещичьей породы».
В 1841 г. остзейские крестьяне страдали от страшного голода. Вдруг распространилась весть о возможности переселения на Кубань в Ейский край. Ригу буквально наводнили крестьяне, пришедшие в надежде на переселение. Промыслом Божиим одна из таких групп 9 июня 1841 г. забрела на архиерейское подворье к викарному епископу Иринарху (Попову). Он ласково принял их, выслушал и объяснил, что не может помочь им в вопросах переселения или иным каким-либо образом изменить материальные условия их жизни. Прощаясь, владыка Иринарх дал им «кусок хлеба и несколько грошей» и… безотчетная народная потребность «в иной вере и в иных пастырях» внезапно обрела почву и конкретизировалась.
Весть об архипастырской любви русского епископа быстро облетела весь Остзейский край, и к нему пошла волна прошений от желающих перейти в православие.
Вместе с прошениями о присоединении к православию, которые поначалу носили «придаточный» характер, преосвященному Иринарху стали поступать жалобы на помещиков и прошения о переселении. Со временем терпеливые объяснения еп. Иринарха, что он ничего не может сделать для изменения к лучшему условий их жизни, и единственно, что относится к его ведению – это прошения о присоединении к Православной Церкви, возымели действие. Многие крестьяне уже подавали ему прошения только о перемене конфессии, не упоминая о своем желании переселиться.
Массовое стремление латышей и эстонцев к переходу в православие встревожило помещиков, и они стали жаловаться императору на епископа Иринарха, что он провоцирует беспорядки, заманивая их крестьян в православие обещаниями земли и других преходящих благ. Одновременно в Риге были приняты жесткие меры, направленные на изоляцию епископа Иринарха и православных священников от «ходоков». Пробиравшихся задерживали, допрашивали, били и принуждали к лжесвидетельству против архиерея и священников, добиваясь, например, показаний, из которых следовало, что прошения о переселении принимались епископом Иринархом только при условии включения в них прошений о присоединении к православию.
В ответ на жалобы остзейского дворянства царь Николай I указал Святейшему Синоду: «Подтвердить преосвященному Иринарху, чтоб он отнюдь не смел вмешиваться в дела до него не касающиеся». Постановление Святейшего Синода, своеобразно осмыслившего Высочайшее повеление, содержало выговор еп. Иринарху и строгое повеление, чтобы ни он сам, «ни подчиненные его не принимали бы от тех крестьян никаких просьб, хотя бы просьбы таковые заключали бы в себе и одно безусловное желание принять православие, пока дело еще не получит особого разрешения».
Владыка Иринарх в ответном рапорте изложил истинное положение дел и, понимая, что его участь предрешена, сказал: «Мне остается утешать себя тем, что семя православия посеяно, и что рано или поздно оно прозябнет и возрастет». Далее опальный архипастырь просил всю строгость закона обратить на него, не трогая его подчиненных.
Высочайшим повелением от 5 октября 1841 г. еп. Иринарх был уволен, а 12 октября выехал из Риги во Псков, откуда его, спустя некоторое время
переселили в Псково-Печерский монастырь, куда народ устремился, едва узнав о его местонахождении.
По завершении расследования, еп. Иринарх был переведен в Воронежскую епархию, а его новообращенная паства в дополнение к голоду и болезням испытала гонения, достойные первохристианской эпохи. Средства – от «домашней расправы», как пишет Юрий Самарин, до использования русских войск «против народа, в котором бродила какая-то странная тоска по России и русской вере». Движение было насильственно подавлено экзекуциями, и в 1848 году (по другим сведениям, в 1849) совершенно прекратилось. Как пишет тот же Юрий Самарин, «можно было заранее предсказать, что не все латыши и эсты окажутся призванными к мученичеству».
Преемником еп. Иринарха стал еп. Филарет (Гумилевский). При нем с 1845 по 1847 год, вопреки жесточайшим гонениям, наблюдался большой приток в Православие. Если в конце 1844 г. Рижское викариатство насчитывало всего лишь 25 приходов и 20686 прихожан, то в 1848 году, согласно Сергею Петровичу Сахарову, было уже 98 приходов и 138416 прихожан.
При епископе Филарете в Остзейском крае развернулась православная издательская деятельность. Новоприсоединенным эстонцам и латышам выдавались напечатанные на их родном языке катехизис и молитвенник.
Кроме того, в самых неблагоприятных условиях епископ Филарет сумел открыть в 1847 г. в Риге пятиклассное «Латышско-Эстонское духовное училище», в котором дети местного населения бесплатно получали образование и готовились к занятию церковно- и священнослужительских мест.
Новообращенным крестьянам, в первую очередь, требовались храмы. Ситуация с обеспечением прихожан храмами в селах и мызах складывалась неблагополучно. В «эстонской Лифляндии», в частности, было 52 прихода, но лишь 12 постоянных храмов. Во всей Лифляндии 80 сельских приходов «по крайней бедности» не имели церквей, люди молились в «полуразвалившихся домах военного постоя», воинских и городских казармах, крестьянских усадьбах, частных домах, снимаемых за счет казны, конюшнях, амбарах, сараях, корчмах, винокурнях, кузницах, доме лесничего, рабочих избах (ригах).
14 февраля 1846 г. императором были утверждены два образцовых проекта деревянных церквей для Лифляндской губернии на 300 человек в городах и на 250 человек в селениях, составленные известным столичным архитектором академиком Николаем Ефимовичем Ефимовым, на основе образцовых проектов основоположника русского стиля Константина Андреевича Тона.
Активно отстаивавший интересы Православной Церкви еп. Филарет осенью 1848 г. был перемещен из Риги. Его преемник – епископ Платон (Городецкий). При нем в 1850 г. Рижская епархия из викарной стала самостоятельной, а сам владыка Платон был возведен в сан архиепископа. Он же на основе духовного училища открывает семинарию, выхлопотав для неимущих 120 казенных стипендий. Как пишет Сергей Петрович Сахаров, «рижская духовная семинария была первым доступным для местного населения средне-учебным заведением, выпускавшим культурно-национальных, интеллигентных работников из латышского и эстонского крестьянства». Ее выпускниками были многие видные деятели первой Эстонской Республики: Президент Константин Пятс, профессор богословия Тартуского университета протоиерей Карп Тийзик, видный общественный деятель протоиерей Михкель Суйгусаар, первый профессор эстонского языка Тартуского университета и основатель издательства «Eesti Kirjandus» Яан Йыгевер, первый министр иностранных дел Яан Поска, мэр Таллина Антон Уэссон и другие.
В 1850 г. был организован особый переводческий комитет, который занимался изданием Священного Писания и катехизисов на эстонском и латышском языках, переводом богослужебных книг, например, требника. С 1856 г. на русском, эстонском и латышском языках стал издаваться журнал «Училище благочестия». С обустройством приходской жизни ситуация оставалась тяжелой. Землю под постройку храмов помещики, за редким исключением, не давали, не позволяли использовать и арендуемые крестьянами помещения. Священник Николай Лейсман (будущий архиепископ Печерский) писал: «До 1864 года из предназначенных для Лифляндии 113 церквей выстроено было лишь 46; 54 помещались в прежних наемных зданиях, а 12 приходов не имели никаких помещений для церквей».
Инструменты гонений того периода заключались уже не в прямом насилии, а, например, через повышение местными помещиками арендной платы для православных. В результате, многие «несовратимые» семьями изгонялись из своих домов хоть среди зимы, некоторые отправлялись в Россию, где их за бродяжничество арестовывали и возвращали в распоряжение губернатора. О них позаботился архиеп. Платон, который выхлопотал значительное число участков земли по пять десятин из казенных имений для новых исповедников, оказавшихся без земли и хлеба. Но гонения со стороны помещиков, равнодушие к этому правительства и насмешки «благоразумных» соплеменников приносили свои плоды: многие новообращенные стали подавать заявления о своем желании вернуться в лютеранство (остзейцы добились царского указа не преследовать в законном порядке тех, кто «одумается»). Еще удивительно, что от Православия в этот период (1865–1870) отпала всего ¼, а ¾ остались верны ему. Так уместно ли, ввиду всего вышеизложенного, говорить о корысти и меркантильных интересах со стороны обратившихся в православие эстонцев?
И все-таки времена уже были другие. В 60-е гг. позапрошлого века ситуация начинает меняться. В петербургской печати появились заметки и статьи о событиях 40-х гг. в Остзейском крае, вследствие чего выяснилась удручающая реальность, до того неизвестная или ложно представленная русскому обществу, которое сочувственно отозвалось на положение единоверных братьев, что обусловило создание в 1866 года Рижского Петропавловского православного братства, основанного архиепископом Платоном первым среди подобных учреждений в Балтии, затем 15 января 1871 года в Санкт-Петербурге был утвержден Синодом устав Прибалтийского православного братства Христа Спасителя. На средства братств приобреталась утварь, велась издательская деятельность, в том числе и на эстонском и латышском языках, а также получали образование многие учащиеся православных школ.
В 1865 г. к Рижской епархии была присоединена территория Эстляндской губернии, в которой насчитывалось 7 приходских и 4 приписных церкви, приходы которых состояли из православных русских. По ходатайству архиепископа Платона, указом Святейшего Синода от 9 апреля 1866 г. в его викария с титулом «Ревельский», был определен архимандрит Вениамин (Карелин), его будущий преемник по Рижской кафедре.
Спустя год, 9 марта 1867 г. архиепископ Платон был перемещен в Донскую и Новочеркасскую епархию, а епископ Вениамин сосредоточился на храмостроительстве, особое внимание обратив на «лифляндскую Эстонию».
На 1870-е гг. были выделены огромные средства, позволившие осуществить «церковно-строительную операцию», как она называлась в официальных документах. 2 февраля 1869 г., «вследствие совместных ходатайств» архиерея и генерал-губернатора, последовало, без преувеличения, историческое повеление императора Александра II отпустить невиданные ранее средства в размере 800000 руб. на 1870-1873 гг. (из них 600000 руб. из Государственного казначейства и 200000 руб. за счет Синода), на постройку храмов из булыжного камня и деревянных причтовых домов только в существовавших приходах Рижской епархии, где их не было. В других же епархиях империи ассигнования на храмостроительство откладывались. Должность «заведывающего постройкой православных церквей в Прибалтийских губерниях» от МВД до 1875 г. занял Ф. Н. Голоушев, а сами церкви называли «министерскими». К строительству подключились три рижских архитектора: Г. Шель, который спроектировал 18 храмов в «романо-византийском» стиле, расположенных на территории современной Эстонии, прежде всего, на островах, и единственный – в Эстляндии (в военном форштадте Арукюла), Я. (И.) Бауманис — первый профессиональный латышский архитектор – автор 2 «русско–романских» храмов в нынешней Эстонии, и Р.-А. Пфлуг. В общей сложности в 1871–1873 гг. в Прибалтийском крае были сооружены 33 из 34 предполагавшихся каменных церквей (из них 20 на территории современной Эстонии). Это было временем наиболее интенсивного храмостроительства за всю историю Балтии. В 1874 году преосвященный Вениамин скоропостижно умер, и на кафедру был назначен епископ Серафим (Протопопов), которого в 1877 году, сменил епископ Филарет (Филаретов).
В Прибалтийских губерниях в то время насчитывалось 193988 православных, 149 приходов (125 приходов в Лифляндской губернии, 15 – в Курляндской и 9 – в Эстляндской). В епархии было 157 церквей, в том числе 143 приходских, девять приписных, 5 домовых. Во всех приходах архиерей создал церковно-приходские попечительства, ввел обязательную катехизацию в 16-летнем возрасте.
Таким образом, когда в 80-е гг. пошла новая волна обращений, власть и общественное мнение России, а также культурно-материальная база для утверждения православия в Эстонии были уже к этому подготовлены.
