Осмысление уроков новейшей истории православия в Эстонии
В текущем году мы отмечаем 100-летие предоставления Русской Православной Церковью автономного статуса Эстонской Православной Церкви. Цель нашей конференции состоит в том, чтобы, проанализировав прошлое, трезво осмыслить проблематику настоящего и наметить маршрут дальнейшего странствия, обозначив характерные для нашей специфики соблазны. Отсюда и структура конференции, состоящая из двух частей: общетеоретической и исторической. Первая, сравнительно небольшая часть, посвящена проблематике, порожденной противоречиями в понимании экклесиологических и канонических основ бытия Церкви. Вторая тематическая часть конференции содержит краткий обзор истории Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата.
То, что происходило последние 100 лет в эстонском православии, особенно в самом конце ХХ-го века, лишь очередной раз показывает, что одна из наиболее существенных причин церковных нестроений повсюду и во все времена – ущербность экклесиологического мышления. В наши дни наиболее масштабно эта проблема проявилась в событиях, связанных с учреждением так называемой «Православной Церкви Украины», когда, прельстившись мнимой «легитимностью» новообразованной структуры, в нее перешли некоторые клирики, в том числе два архиерея, Украинской Православной Церкви Московского Патриархата. Вероятно, они это сделали, не понимая, что слияние раскольнических структур, под чьей канонической мантией они бы ни объединялись – это не преодоление раскола, потому что раскол врачуется исключительно покаянием, а не признанием «яко не бывшим» тяжкого греха, который, по слову свт. Иоанна Златоуста, не смывается даже мученической кровью.
Такое же помрачение церковного сознания проявилось и у иерархов из некоторых Поместных Церквей, которые осознанно или по недомыслию, а то и под давлением вступили в евхаристическое общение с представителями новообразованного раскола. Даже когда уместно говорить о банальной политической конъюнктуре, тем более, во многих других случаях, когда заблудшие руководствуются искаженным пониманием церковного блага, мы имеем дело, в первую очередь, с непониманием экклесиологического аспекта деструктивной природы раскола.
Всем разделениям на почве преувеличения значимости каких-либо пусть важных, но все же преходящих ценностей, в том числе и ценностей национальных, патриотических, государственных и т.п. – этому всему предшествует непонимание соборной природы Церквии пренебрежение соборностью, как ее свойством, точнее, свойствами.
Почему «свойствами» во множественном числе? Потому что речь о двух, порой ошибочно отождествляемых, хотя и родственных понятиях, одинаково именуемых по-русски: о соборности, во-первых, как «кафоличности» (от греческого слова καθολική<кафолики>) – свойстве Церкви, исповедуемом в Символе веры, и во-вторых, о соборности как, условно назовем, «синодальности» (от греческого συνοδική<синодики>) – свойстве Церкви, естественно вытекающем из кафоличности, и под которым следует понимать соборное начало как стержневой принцип организации церковной жизни на всех ее уровнях.
Терминκαθολική <кафолики>, переведенный на славянский язык словом «Соборная», происходит от слова καθ’ ὅλον<каф олон>и «означает, прежде всего, внутреннюю целостность и интегральность жизни Церкви», – пишет протоиерей Георгий Флоровский в статье «Кафоличность Церкви».
Приснопамятный профессор Санкт-Петербургской духовной академии протоиерей Ливерий Воронов в своем курсе догматического богословия обращает наше внимание на проникшую в символические книги ошибочность отождествления соборности и другого свойства Церкви – вселенскости.
Изначально в христианском мире «кафоличность» понималась как внутреннее качество, и «только на Западе, – как отмечает протоиерей Георгий Флоровский, – в ходе борьбы с донатистами, слово „catholika“стало употребляться в смысле „вселенскости“в противоположность географическому провинциализму донатистов». Со временем отождествление, акцентирующее внимание «на внешней форме, а не на внутреннем содержании» распространилось и на Восток.
Между тем, именно это «внутреннее содержание» важно понимать, когда обсуждаются вопросы, связанные с реакцией Русской Православной Церкви на раскольническую деятельность в православном мире, будь то действия отдельных личностей или группировок в любой Поместной Церкви, будь то действия ее руководства, уводящего в раскол всю каноническую структуру. В православном понимании соборности как «кафоличности» и основанного на нем соборного («синодального») сознания коренится церковное понимание канонических прещений – они имеют общецерковную силу и отнюдь не ограничиваются дисциплинарно-функциональной стороной. Наиболее важно, чтопри этом происходит на невидимом духовном уровне, ведь Церковь – это богочеловеческий организм.
Исходя из понимания единства Церкви в образах «единой души» и «единого дыхания», власть «вязать и решить» осуществляется не на уровне и не в рамках отдельно взятого прихода, епархии или даже Поместной Церкви, а на уровне Церкви Вселенской (Единой Святой, Соборной и Апостольской). Отлученный от Нее по правдеи не принесший подобающего покаяния, не воссоединенный подобающим образом с Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церковью, остается вне Ее, кто бы и под какие омофоры его ни принимал. Наоборот, принимающий раскольника, согласно каноническим правилам, исходящим из православной экклесиологии, сам становится раскольником, потому что, придавая находящемуся в отпадении вид стоящего в правде, и соединяясь с ним, сам отпадает.
Сколько бы расколов ни объединялось, их раскольническая сущность остается. И, если это объединение происходит с санкции Константинопольского престола, то не только новообразованный союз не становится каноничным, но и сам Константинопольский Патриархат оказывается в расколе, потому что поддерживающий раскольника, становится по ту сторону не той или иной юрисдикции, а всейВселенской Церкви. Раскол – это не просто нарушение дисциплины, не только грех против той или иной Поместной Церкви, но это еще и грех против Церкви как таковой, против Тела Христова. Делать вид, что ничего не происходит – значит попустительствовать этому греху и соучаствовать в нем.
Московский Патриархат расторг евхаристическое общение с Константинопольским Патриархатом, а затем и с иерархами других Поместных Церквей, которые вступили в каноническое общение с так называемой «Православной Церковью Украины», предпочитая не видеть беззакония в осуществленной Константинопольским Патриархом на канонической территории Украинской Православной Церкви легитимизации раскола. Тем самым они согрешили против единства Вселенской Церкви, единства, которое определяется исповедуемой нами в Символе веры кафоличностью, от которой отрекаемся, если пренебрегаем ею ради видимого единства. Понимание этого факта побудило Священный Синод Русской Православной Церкви к известным каноническим действиям.
На тему соборности как «синодальности» в рамках первой части нашей конференции представлены размышления двух богословов: заочно участвующего иерарха Константинопольского Патриархата митрополита Диоклийского Каллиста (Уэра), в его статье «Соборность и первенство в Православной Церкви» и представителя Берлинско-Германской епархии Московского Патриархата иподиакона Николая Тона в его докладе «Соборность или примат? Основной вопрос жизни православия в диаспоре». В обоих случаях речь идет о соборности как «синодальности» и о возникающих в православном мире канонических коллизиях, обусловленных противоречием ложно интерпретируемого первенства Константинопольского Патриаршего престола основополагающему для православного экклесиологического сознания соборному началу.
Вторая, более объемная часть нашей конференции посвящена истории эстонского православия и структурирована таким образом, чтобы не только изложить хронологию событий и понять специфику местной церковноправовой проблематики, но по возможности выявить болевые точки коллизий мирового православия, проявившихся здесь, в отдельно взятой стране, территория которой послужила Фанару, как теперь выясняется, испытательной площадкой для подготовки экспансии на Украину.
Рассматривая отдельные эпизоды истории православия в Эстонии, важно понимать, что православие здесь – не диаспора. Оно укоренено исторически и уже сто лет, как представляет собой автономную каноническую подструктуру Автокефальной Церкви. И Поместной Матерью-Церковью, насадившей и взрастившей эстонское православие до канонического статуса Автономной Церкви, является Русская Православная Церковь.
Попытки опровергнуть этот факт оборачиваются порой весьма курьезными ситуациями. Например, архимандрит Григорий (Папатомас), силясь доказать, что «Эстония… никогда не принадлежала Русской Церкви», заявил, что «Северные страны» никогда не входили в юрисдикцию Московского Патриархата.
И далее, объясняет: «В древние времена византийцы, географически изучая северо-европейские территории, называли страны Балтии „Северной землей“, которая находится „вне России“». Мы искренне благодарны профессору канонического права отцу Григорию (Папатомасу) за это объяснение. Нам очень важно было именно от него услышать, что Восточные Патриархи, признавшие автокефалию Русской Церкви и учредившие Московский Патриархат на Великом Константинопольском Соборе 1593 года, под «северными странами», понимали территорию, находящуюся внеРоссии.
Это свидетельство ценно для нас тем, что в акте Великого Собора 1593 года каллиграфически написано, какВосточные Патриархи указали впредь именоваться своему собрату: Πατριάρχης Μοσκόβου καὶ πάσης Ῥωσίας καὶ τῶν ὑπερβορείων μερῶν («Патриарх Московский и всея России, и северных стран»). Видимо, отцу Григорию эта существенная деталь была неизвестна. Между тем, хотя при восстановлении Патриаршества в 1917 году, титул Предстоятеля не был приведен в полное соответствие с постановлением Собора 1593 года, профессору канонического права следовало бы знать, что полный титул Московского Патриарха неоднократно употреблялся его восточными собратьями (например, Иерусалимским и Александрийским Патриархами) в официальной переписке даже в новейшие времена, не говоря уже о XVI–XVIIвеках.
Итак, «северные страны» – территория вне России? Да, именно так: изначальновне России, но не вне Русской Церкви. Потому в титуле Московского Патриарха его восточными собратьями указано было: «исеверных стран» – через союз, что свидетельствует о простирании канонических границ Московского Патриархата запределы Русского государства.
Земля Эстонии ко времени учреждения на Руси Патриаршества была обагрена кровью мучеников Юрьевских и других мучеников и исповедников, неведомых нам, но ведомых Богу. Православие было здесь выкорчевано и выжжено, казалось бы, навсегда и восстановлению не подлежало. Бог, однако, судил иначе.
Три века спустя после Юрьевской проруби, по окончании Северной войны, завершившейся в 1721 г. Ништадтским мирным договором, Остзейский край вошел в состав России. Однако активное возрождение Православия на эстонской земле приходится не на XVIII век, как того можно было бы ожидать от православной державы, а на середину ХIХ века. Причем начинается этот процесс не по инициативе Государя и Святейшего Синода, а поначалу скорее вопреки воле русского правительства, традиционно опиравшегося в Лифляндии и Эстляндии на власть остзейского немецкого дворянства.
О скорбях, которые претерпели новообращенные эстонцы и латыши от своих помещиков, будет еще отдельно сказано на нашей конференции, но касаясь описания той эпохи, хочу отметить следующее. История православия в Эстонии во второй половине XIX-го и в начале XX-го века связана с противостоянием лютеранству. Однако важно понимать, что весь антилютеранский пафос православных апологетов был, по сути, антинемецким и противофеодальным. В эпоху действовавшего в Остзейском крае «особого порядка», лютеранские пасторы назначались к месту служения помещиками, которые в своих владениях практически до самой революции оставались всесильными феодалами. А потому, когда в 1917 году начались революционные преобразования, за которыми с 1918 года последовало формирование эстонской государственности и «особый порядок» ушел в прошлое, это противостояние утратило почву. Напротив, взаимно доброжелательные отношения между христианскими конфессиями увенчались учреждением 16.02.1989 г. Совета Церквей Эстонии. Более того, состоялось это не где-нибудь, а в Пюхтицком Успенском женском монастыре и по инициативе тогдашнего правящего архиерея Таллинской епархии, митр. Алексия (Ридигера), будущего Патриарха Московского и всея Руси.
Однако именно в начале ХХ века, когда, начиная с революционных событий 1917 года, на волне политических преобразований каноническое формирование эстонского православия стремительно развивалось от викариатства к Автономной Церкви, именно тогда во всей ясности выявилась новая опасность: угрожающее единству во Христе националистическое искажение церковного сознания, так называемый «филетизм», который вскоре в 1923 году привел к антиканоничному переходу Эстонской Православной Церкви в Константинопольский Патриархат, затем к расколу в эстонском православии во время Второй Мировой войны и, наконец, к расколу 1993 года, который так до сих пор и не уврачеван. И, что важно отметить, не уврачеван вовсе не по вине государственных чиновников, чьи предшественники сыграли в церковных событиях 90-х годов прошлого века далеко не последнюю роль. Нет, государство с начала «нулевых» годов заняло конструктивную позицию в этом вопросе. Формально всё упирается в нежелание церковной структуры Константинопольского Патриархата в Эстонии соблюдать Цюрихские договоренности 1996 года, предусматривающие равноправное в гражданском отношении размежевание. Эта позиция исходит из упорного нежелания видеть в Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата, как минимум, исторически равноправную часть некогда единой автономной церковной структуры. Нас пытаются вынудить признать, что наша церковная структура – креатура советского режима, орудие его богоборческой политики, нанесшей существенный ущерб эстонскому православию.
Да, к сожалению, количество православных священников и мирян эстонского происхождения существенно сократилось, как благодаря вынужденной эмиграции в первой половине 40-х гг., так и благодаря советской репрессивной политике, унесшей жизни и искалечившей судьбы множества людей на всем пространстве СССР, в том числе и в Эстонии. Но переносить на Русскую Православную Церковь вину за все это и вообще рассматривать церковную историю в призме политических стереотипов – крайне порочный метод, который выгоден лишь разрушителям веры.
Остается лишь надеяться, что со временем все эти проблемы будут преодолены и останутся лишь достоянием истории. Впрочем, надеяться мы на это можем, лишь прилагая все необходимые усилия, чтобы стать наглядным опровержением распространенной пословицы, гласящей: «история учит лишь тому, что ничему не учит».
Moskva Patriarhaadi Eesti
